Песня на двоих - Страница 55

Азиль остановилась в дверях, как обычно, поджав одну ногу, и Кантору пришлось тоже остановиться и выглядывать из-за ее плеча. Ольга помахала рукой, приветствуя ранних гостей, а Элмар молча приподнял кубок.

— Присоединяйся.

— Спасибо. Мне надо домой.

Улыбка резко сбежала с лица девушки, обратившись в странную смесь сожаления и сочувствия. «Она тоже ждала чуда, — вдруг понял Кантор. — Тоже надеялась, что после этой ночи я волшебным образом обрету голос. И ей сейчас так же обидно, как и мне. Ольга, только не плачь и ничего не говори…»

— Ой, мне тоже пора… — засуетилась Ольга. — У меня же опять ничего не прочитано, маэстро расстроится… Может, еще успею…

Кантор кивнул:

— Я тебя провожу. Пойдем.

На этот раз она не отказалась. Наверное, потому, что ей непременно нужно было кое-что спросить. Ведь, как верно заметил когда-то Элмар, Ольга все чувствует и понимает. Но не способна промолчать.

— Почему? — чуть не плача от такой несправедливости, спросила девушка, едва они вышли за ворота. — Почему у вас ничего не получилось?

— Потому что и не должно было, — честно ответил Кантор, не вполне уверенный, ей он отвечает или себе. — Азиль давно говорила, что это невозможно. Я и не надеялся. Может, если бы на моем месте оказался Элмар, что-то и получилось бы. Но тоже без гарантии.

— А что тогда?

— То есть? Жил же я до сих пор с таким голосом, какой есть. И дальше буду жить.

Ольга слегка повеселела. Опять, поди, боялась, что ненормальный мистралиец застрелится, и обещание жить дальше ее основательно утешило.

— Нет, я имею в виду — если с голосом не получилось, то что вышло на самом деле? Ведь после ночи с нимфой что-то обязательно происходит? Или у тебя, как и тогда, получается только вдохновение?

— Честно говоря, никакого вдохновения не чувствую, — признался Кантор. — Может, ничего и не случилось. А может, это станет заметно позже. Пока я вообще никаких изменений в себе не вижу.

— Но ведь что-то должно быть?

— Обязательно должно.

— А проклятие сняться не может?

— А демоны его знают. Сегодня проверю. Не расспрашивай, пожалуйста. Я сам ничего не знаю.

Ольга замолчала, но больше чем на десяток шагов ее не хватило.

— Диего, не продавай свои песни. Ты здорово поешь. Даже с этим голосом. Нет, правда. Всем понравитесь.

— Спасибо. Только король все-таки подлая мстительная скотина.

— По-моему, он вовсе не мстил, а хотел как лучше.

— Да ну его на фиг! Можно подумать, я бы без него никогда не решился! Я только хотел собрать более или менее приличный репертуар и как следует отработать. А он влез со своими желаниями не вовремя…

— Диего, а вот скажи… если бы ты, например, все-таки решил продавать свои песни… то есть не песни, а только музыку. Сколько бы это стоило?

— А ты что, решила все-таки попробовать купить?

— Нет, меня цены интересуют.

— Цены зависят от имени и от еще многих мелочей. Например, никому не известный композитор Кантор вряд ли получит за свои творения больше двух сотен, пусть они будут хоть самые гениальные и непревзойденные. А вот Эль Драко мог бы и больше тысячи запросить. Это, разумеется, если с сохранением авторства.

— А как еще можно?

— А еще можно вот так. Например, есть такой вот товарищ, вроде твоего Артуро, петь умеет, а сложить две ноты не в состоянии. Не дали боги таланта к сочинительству. Но поскольку авторские вещи ценятся больше, он жаждет прослыть не просто исполнителем, а исполнителем собственных произведений. Тогда он идет к композитору, переплачивает впятеро, вдесятеро и покупает пьесу вместе с авторством. С этого момента он совершенно законно считается автором, а настоящий композитор молчит в тряпочку, так как ему за это заплачено. А что, Артуро уже попросил у тебя денег под это дело?

— Нет. Просто у него почему-то ничего не получается, и он стал задумываться над покупкой.

— «Почему-то»! — фыркнул Кантор. — Да он вообще не способен что-то сам написать! Это еще в консерватории все знали! Ну не дало ему небо способностей, я же тебе говорил. Голос у него прекрасный, слух что надо, особый дар задевать сердца людей своим пением — тоже есть, гонор непомерный — налицо, а вот сочинять — никак!

— Но раньше ведь он сам писал!

— Ни хрена он сам не писал! — начал заводиться Кантор. — Ни одной из тех вещей, что объявляет своими!

— То есть за них заплачено, и авторы… молчат в тряпочку?

— Молчат они по другой, более печальной причине. А денег от этой семейки вряд ли кто дождался. На кой платить, если можно взять так? Припугнуть, пригрозить, схватить на улице и избить, арестовать ни за что кого-то из близких…

— А с тобой как было?

Кантор чуть было не сказал сгоряча. Но, подбирая слова для самого правильного и убедительного рассказа, вдруг споткнулся на одном обстоятельстве и понял, что этого сказать не сможет. А опустить, выдрать из цельной картины — не получится.

— Этого я рассказывать не стану.

— Почему?

— Потому что не хочу. Ну их на хрен, такие откровения. Я тебе расскажу, а ты потом заявишь, что я все выдумал из зависти. Да лучше сдохнуть, чем из-за какого-то урода унижаться.

— Не нервничай, я же не настаиваю. Не хочешь так не хочешь.

Ну вот! И что она теперь подумала? Судя по тому, как резко сдала назад, — только одно. Прав был король, сто раз прав, когда рассуждал о больных местах… Но не объяснять же теперь, что дело-то вовсе не в том, ведь придется и реальную причину называть…

— Это не то, что ты подумала, — как можно безразличнее уточнил Кантор, стараясь не смотреть на собеседницу. — Но тоже вспоминать гадостно. Мы можем поговорить о чем-нибудь, кроме Артуро? О чем-нибудь, от чего не тошнит?